Маньчжурская принцесса

Аннотация

Принадлежащая к царствующему дому маньчжурских императоров Орхидея,
настоящее имя которой Ду Ван, по заданию императрицы Цы Си проникает в
Посольский квартал Пекина в момент его осады и влюбляется там во
французского дипломата Эдуарда Бланшара. Предав императрицу, она вместе со
своим возлюбленным отправляется в Париж. Чета счастливо живет на авеню
Веласкес, пока однажды Орхидея не получает письмо, в котором ей приказывают
вернуться в Пекин, украв перед этим в музее Чернуччи драгоценную реликвию
маньчжурской династии, похищенную европейцами. Превозмогая страх, она в
одиночку справляется с заданием, но, вернувшись домой, находит труп своего
мужа... Орхидею обвиняют в убийстве. Но в дело вмешиваются герои 2-х
предыдущих романов трилогии — художник-шпион Антуан Лоран, журналист Лартиг
и проводник Средиземноморского экспресса Пьер Бо. Друзья делают все, чтобы
раскрыть тайну гибели мужа Орхидеи и спасти саму героиню.

Пролог

Июль 1918
Вокзал в Шалон-сюр-Марн...
Вдоль платформы длинной лентой вытянулись двадцать три вагона санитарного
поезда, который вот-вот должен был тронуться. Занимавшиеся погрузкой раненых
санитары оказывали им последние услуги, прежде чем передать на попечение
медицинского персонала поезда, где позаботятся о них до Лиона.
Весь день стояла жара, все вокруг было налито тяжестью. К пяти часам вечера
разразившаяся гроза принесла долгожданную прохладу, с облегчением
воспринятую всеми. Можно было уже дышать и, несмотря на то, что приходилось
утирать пот со лба и шеи, постепенно возвращалось хорошее настроение.
Повсюду мелькали белые одеяния санитарок, и надо признать, в этом была
своеобразная красота. Казалось, что кровавой бойне наступает конец. То, что
США вступили в войну, коренным образом изменило ситуацию, принеся мощную
поддержку союзникам. Был, правда, момент, когда думалось, что все потеряно:
Толстуха Берта уже стреляла по Парижу, а немецкий лагерь располагался в 60
верстах от столицы. 15 июля они переправились через реку, за которую так
долго бились, когда пришла весть о второй победе на Марне: по приказу
верховного главнокомандующего всех союзных армий Фоша генералы Гуро, Петэн и
Манжен бросили Людендорф, отойдя далеко от ранее занимаемой позиции.
Раненые, которых сейчас увозили, были брошены на земле после ожесточенного
боя, но теперь надежда возвращалась, и это было лучшим из лекарств.
Однако к лейтенанту Пьеру Бо, которого уносили сейчас с вокзала, это не
имело никакого отношения. Надежда?! Ее уже не осталось, и даже сейчас он
сожалел, что не лежал в земле Шампани. Пустой левый рукав и боль от раны в
груди сделали его отныне калекой. В свои сорок шесть лет он теперь будет
вычеркнут из активной жизни, которую так всегда любил. Офицерские галуны и
пресловутые награды, пришпиленные на его френче, служили слишком слабым
утешением в грядущей суровой реальности: больше уж ему не вернуться на свою
прежнюю работу в поездах высшего класса, по которым он так скучал. Его
тошнило от мысли, что теперь он будет торчать за столом в какой-нибудь
конторке. Но только это ему и смогут предложить после войны, да и то, если
вообще будут какие-то предложения...
Однако когда его поднесли к поезду, он слегка приподнялся, чтобы
осмотреться, куда его собираются поместить, и улыбнулся: санитарный поезд
составили из вагонов-госпиталей, построенных еще до начала военных действий,
кроме них он увидел несколько багажных вагонов и старый вагон-ресторан.
Происхождение их не могло быть незнакомо такому опытному глазу, как у него:
это были вагоны из столь дорогого его сердцу Средиземноморского экспресса.
На душе стало теплее. Хотя до августовской катастрофы 1914 года ему и
приходилось работать на других поездах, в частности, на Восточном и Северном
экспрессах, они ему нравились гораздо меньше.
Его поднесли к одному из вагонов без окон, освещение и вентиляция которых
осуществлялись через крышу, а снаружи они напоминали вагоны для перевозки
скота. Внутри находилось восемь кроватей, попарно расположенных по углам,
одна над другой. Санитары положили его на нижнюю кушетку и отошли в сторону.
— Счастливого пути, лейтенант! Теперь вы поправитесь!
— Конечно, если бы вы мне еще и рецепт дали, как вернуть руку! И все же
спасибо. Держите! Опрокиньте по маленькой за мое здоровье!
Он протянул несколько монет, вынув их из кармана положенной рядом куртки.
Они поблагодарили, попрощались и ушли за другими носилками. В этот момент на
другом конце, на стыке между вагонами, соединявшимися между собой крутыми
платформами, показалась медсестра. Она остановилась и стала разговаривать со
старшим врачом. У Бо сжалось сердце: этот тонкий силуэт, это продолговатое
лицо с высокими скулами, эти темные глаза... Имя само соскользнуло с губ:
Орхидея!.. Возможно ли, чтобы она была здесь, в этом поезде, в то время, как
он...

Оборвав свою мысль, он вдруг позвал.
— Мадемуазель!.. Мадемуазель!
Она обернулась, увидела бледного человека, протягивающего к ней свою
единственную руку, и, извинившись перед доктором, направилась к нему.
— Вам что-нибудь нужно, лейтенант?
Стоило ей подойти, как мираж рассеялся, и Пьер пожалел, что окликнул ее. Она
не была похожа на его маньчжурскую принцессу. Это была неудачная копия... и,
более того, у нее был жуткий шампаньский акцент! Однако, чтобы сестра не
подумала, что ее беспокоят попусту, он попросил поправить подушку и принести
немного воды.
Она дала ему другую подушку, пообещав принести пить сразу же после отхода
поезда, и посторонилась, пропуская санитаров, несших другие носилки.
Пьер Бо закрыл глаза, чтобы не уронить слезу. Какая дикая мысль, хотя бы на
миг поверить, что она могла бы вернуться, она, единственная из трех женщин,
которую он так любил, покидая Париж четыре года тому назад. Он унес об этих
днях воспоминание, как уносят в складках кошелька засушенный цветок. Это
была его молодость, а молодость не возвращается. И все же как сладко было
воскрешать эти воспоминания в тяжелые минуты. Пьер знал, что они своим
теплом будут согревать его сердце и теперь в уже новой жизни, которая
досталась ему напоследок.
Поезд тронулся и устремился навстречу ночи, а Пьер даже не услышал свистка
начальника вокзала. На какое-то время он задремал под убаюкивающее
постукивание колес, так долго ему не хватавшего. А все-таки приятно, когда
едешь назад домой.
Вернулась медсестра и принесла воды. Приподняв раненого, помогла ему
напиться. Движения ее были мягкими и в то же время уверенными, но благоухала
она запахом марсельского мыла и антисептика, который был весьма далек от
изысканных ароматов путешествовавших некогда красавиц. И уж меньше всего он
напоминал легкий ванильный запах духов Орхидеи.
Когда она опустила его на подушку, Пьер поблагодарил, стараясь не смотреть
на нее: у него еще столько времени впереди, чтобы еще не раз вызывать в
памяти милый образ, а сравнений ему делать не хотелось. И он снова сомкнул
глаза, ведь это был единственный способ вновь ее увидеть.

Закладка в соц.сетях