Жанр: Мемуары
Воспоминания
... и
магазины и грабило квартиры.
После "измены" украинских полков им. Богдана Хмельницкого,
Сагайдачного, Орлика Рада поняла, что удержать Киев от захвата армией
Муравьева невозможно. Ко всем бедам Рады прибавился министерский кризис.
Винниченко ушел в отставку и пост премьер-министра занял студент 4-го курса
Политехнического института умеренный эсер Голубович. Сидя в подвалах
Педагогического музея, Рада поспешно утверждала свои последние
законопроекты, имевшие целью удержать украинских рабочих, крестьян и солдат
от перехода на сторону большевиков.
22 января Украинская Рада спешно издала 4-й Универсал, в котором
провозгласила полную независимость Украины от России: "Отныне Украина
становится самостоятельной ("самостийной"), ни от кого не зависимой
свободной суверенной державой". Генеральный Секретариат Украинской Рады был
переименован в Совет (Раду) народных министров, повидимому, для того, чтобы
его не смешивали с Генеральным Секретариатом Украинского Советского
правительства. Был издан долго задерживавшийся земельный закон (раздел
помещичьих земель без выкупа). Рабочим было обещано введение на фабриках и
заводах рабочего контроля над производством.
Украинские войска покидали Киев не так, как оставляют родной город и
столицу родной страны, а как завоеватели, покидающие завоеванную территорию.
Украинские власти до последней минуты заверяли население Киева, что
положение Киева прочное, хотя никакой надежды удержать Киев не было.
Еще утром 26 января военный министр Украины Н. Порш клятвенно заверял
население, что за положение Киева опасаться нечего и украинские войска
отстоят Киев, а в тот же день 26 января между 11 и часом дня депутаты Рады
во главе с М.С. Грушевским и правительство Рады во главе с Голубовичем
бежали на автомобилях в Житомир, "позабыв" взять с собой или хотя бы
предупредить о своем отъезде депутатов Рады от национальных меньшинств -
русских, евреев, поляков и т д.
Киев и его обыватели были оставлены на произвол судьбы, т.е. советской
армии Муравьева. Вечером 26 января первые советские солдаты вошли в город.
Они увидели перед собой зеленые, изможденные голодовкой и пережитыми
волнениями лица обывателей Киева.
Утром 27 января старого стиля советские войска вошли в Киев. В Киеве,
таким образом, была установлена власть правительства Украинской Советской
Социалистической Республики (УССР в дальнейшем) во главе с Пятаковым, но
фактически власть была в руках командующего советскими войсками Муравьева.
Это было первое знакомство киевлян с советской властью. Она
продержалась в Киеве всего 3 недели, так как с 1 февраля на Украине был
введен "новый стиль" по Григорианскому календарю. Поэтому в Киеве время
сразу перескочило с 31 января на 14 февраля. Этот период трех недель получил
у киевлян красочное название "пятаковщины" или "муравьевщины".
Первое впечатление от носителей советской власти - солдат Муравьева -
было потрясающим. По Киеву ходила в списках поэма Александра Блока
"Двенадцать". Люди, читавшие ее, со страхом и любопытством сравнивали
двенадцать героев поэмы Блока с солдатами Муравьева. Разница между ними
заключалась лишь в том, что Блок идеализировал и опоэтизировал своих героев,
приписав им свои мессианистические настроения, которых на самом деле ни у
"Двенадцати", ни у солдат Муравьева не было.
Общим же для тех и других представителей большевистской пугачевщины
(обоим "на спину б надо бубновый туз") были озлобленность, бахвальство,
жажда мести, жестокость, неумолимость, склонность к "золотишку" и
драгоценностям, к самогону и лихачам, к "Маруськам" и "Катькам
толстоморденьким". Войска Муравьева принесли в Киев на своих штыках
классовый террор. Первые дни власти большевиков в Киеве были полны ужаса и
крови. Больше всего пострадали 4 категории населения:
1. Офицеры. Бойня офицеров, массовые избиения их без суда и следствия
были облегчены для советской власти в Киеве тем, что Рада в ноябре-декабре
1917 года провела регистрацию офицеров, военных врачей и военных чиновников
бывшей армии. Регистрационная карточка офицера, военного врача или чиновника
были верным пропуском в "штаб Духонина" [Духонин, последний
главнокомандующий армией, был расстрелян ноябре 1917 года.], даже если они
не принимали участия в борьбе Рады с советской властью и не поднимали оружия
против последней. Людей, похожих по внешности и осанке на военных, хватали
на улицах, вырывали из очередей, снимали с извозчиков, выискивали в
гостиницах и в частных домах. Солдаты и матросы, все в пулеметных лентах,
обвешанные ручными гранатами, ходили из дома в дом, из квартиры в квартиру,
производили под предлогом поисков оружия обыски и уводили военных в
Мариинский сад. После короткого допроса их тут же расстреливали. Мариинский
сад был превращен в офицерское кладбище. Здесь, по данным Российского
Красного Креста, погибло более 2 000 офицеров и военных врачей, прошедших
регистрацию Рады. Трупный запах два года отравлял воздух для жителей домов
на Институтской и Александровской улицах. Кроме Мариинского сада офицеров
убивали где только могли - на Александровском спуске, перед Дворцом, на
Бибиковском бульваре, на Владимирской горке, где каждое утро подбирали
свежие трупы.
2. "Щирые украинцы". Другой категорией жертв были "щирые украинцы".
После Третьего Универсала в ноябре 1917 г. "щирые украинцы", стремясь
поддержать Раду против "москалей", поспешили получить от органов Рады
удостоверения, что они являются гражданами Украинской Народной Республики
(красные карточки - удостоверения личности). Такой красной карточки так же
было достаточно для того, чтобы отправить украинского гражданина на тот
свет, как врага Советской России.
Во время трехнедельной "пятаковщины" большевики запретили украинские
газеты и конфисковали украинские типографии, закрыли украинские книжные
магазины и украинские школы. Портреты Шевченко срывали со стен и топтали
ногами. Говорить на улицах на украинском языке стало опасно. Киевские газеты
печатали списки расстрелянных украинских социалистических деятелей.
3. Третьей категорией "виновных", подлежащих расстрелу, были сановники
старого режима, видные общественные деятели, верхушка духовенства. Был
расстрелян Киевский митрополит Владимир. Газеты "Киевская мысль" и
"Киевлянин" были закрыты. Редактор "Киевлянина" В.В. Шульгин был арестован,
и арестовал его, притом самолично, не кто иной как мой бывший товарищ по
классу в Киевской Императорской Александровской гимназии Саша Амханицкий.
В.В. Шульгину угрожал расстрел. Но Киевская Городская Дума и Городской
голова Рябцов (эсер) отстояли его, как человека, добившегося отречения
Николая II от престола. В конце февраля Шульгин был выпущен из тюрьмы.
Не могу не посвятить на прощание нескольких строчек Саше Амханицкому,
который уходит из моих мемуаров на этой странице. Он сам и его братья и
сестры представляют любопытную иллюстрацию раскола добропорядочной
буржуазной еврейской семьи в эпоху войн и революций. В свои гимназические
годы я не раз бывал у них в гостях.
Отец - частный поверенный Амханицкий - был евреем старой школы. Саша
примкнул к большевикам. Он был рекомендован в члены партии братьями
Коссиорами. Он умер от туберкулеза во второй половине 20-х годов и умер,
можно сказать, вовремя, ибо он, несомненно, окончил бы свою жизнь в
концлагере как троцкист.
Его младший брат Леля сделал карьеру - он стал Главным прокурором УССР,
а затем прокурором Харьковской области. Я слышал в 1921-1922 гг. от
преподавателей юридического факультета, что Леля облегчил себе успешное
окончание юридического факультета тем, что вызывал к себе в кабинет
прокурора преподавателей юридического факультета и, извиняясь чрезмерной
загруженностью работой, просил их принять у него экзамен по той или другой
дисциплине здесь, у него в кабинете. Перепуганный вызовом к самому главному
прокурору УССР, преподаватель не слишком строго, как мне говорили,
экзаменовал Лелика.
Старшая сестра Саши была левой эсеркой и соратницей Марии Спиридоновой
и, повидимому, разделила ее участь. Младшая сестра Саши была не менее
завзятой меньшевичкой, и следы ее теряются в концлагерях 30-х годов.
4. Наконец, четвертой и обобщающей категорией "виновных" перед
советской властью были "буржуи".
Классовый террор против "буржуя" применялся одинаково к русским,
украинцам, евреям, полякам. "Буржуем" считался тот, кто был хорошо одет или
жил в хорошо обставленной квартире. В домах и квартирах "буржуев"
проводились повальные обыски, вымогательства и грабежи. Лиц, пытавшихся
протестовать, избивали. С "буржуев" в первую очередь требовали деньги,
золото, драгоценности, но не брезговали и каракулевыми саками, и
чернобурками, меховыми манто и воротниками. Ограбленных оскорбляли и над
ними издевались.
Самой характерной чертой первого прихода советской власти в Киев был
произвол. Действия советских властей мотивировались "революционной
целесообразностью". Как выразился сам Муравьев в одном из своих приказов,
советская армия "на остриях своих штыков принесла с собой идеи социализма".
Практической иллюстрацией к этому приказу было приглашение Муравьевым к себе
представителей банков и торгово-промышленных кругов. Им было просто и
выразительно предложено немедленно внести 5 млн. рублей контрибуции на
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ДВАДЦАТЫЕ ГОДЫ *
Советская власть на Украине
После бегства поляков из Киева мы окончательно стали советскими
гражданами, а Украина - советской страной.
"Геологические перевороты" исторических эпох и общественных формаций
внезапно окончились. Киев, бывший в течение трех лет одним из фокусов
европейской политики, разорившийся, обнищавший за эти три года, зажил не
столько спокойной, сколько монотонной и мелочной жизнью большой провинции.
Настроения бесперспективности, подчиненности ходу событий, покорности судьбе
овладели киевлянами. Кто хотел и мог, тот ушел с петлюровцами, добровольцами
и поляками. Кто остался, должен был принять жизнь такой, какой она сложилась
к середине 1920 года.
А это значило принять советскую действительность и попробовать ужиться
с ней, то есть работать у большевиков, тем более, что гражданская война
кончилась и можно было надеяться на выполнение обещаний о пролетарской
демократии, свободе слова и печати и всем прочем, что было обещано Лениным и
большевиками еще летом 1917 г., до октябрьского переворота. Инерция этих
обещаний еще жила в сознании обывателя-интеллигента. Будничная обыденность
расстрелов и казней, к которым киевляне привыкли в течение 3 лет, должна
была смениться обыденностью трудовых будней. Молодежь - я сужу и по нашей
студенческой
компании конотопчан и по знакомым студентам университета и
Политехникума - еще не разуверилась в обещаниях большевиков преобразовать
Россию в страну свободы и социализма.
Гражданская война решительно шла к концу. В сентябре-октябре 1920 года
при содействии армии Махно, с которым был заключен договор о совместных
военных операциях, был разгромлен Врангель. Но уже в ноябре 1920 г. Махно
был объявлен вне закона, организации анархистов в Петрограде и Москве
арестованы, схваченные на Украине командиры и советники Махно расстреляны. С
Польшей были начаты в Риге в октябре 1920 г. переговоры о мире, которые
закончились заключением мирного договора 18 марта 1921г. 16 марта 1921 г.
был заключен англо-советский договор о признании Англией СССР "де-факто".
Интервенция кончилась. Большевики сохранили власть в своих руках.
Но мировая революция, которую так прокламировали и ждали большевики в
1917-1920 гг., не состоялась. Поражение Красной армии под Варшавой не
позволило протянуть советскую "руку помощи" польским и германским рабочим.
"Чудо на Висле" было поражением русской революции в Центральной и Восточной
Европе. Конгресс угнетенных национальностей Востока, спешно созванный в
октябре 1920 г. в Баку после закрытия Второго конгресса Коминтерна, не дал
немедленных практических результатов и остался воззванием о революции к
будущему. Коммунистическое государство, победившее в России, осталось в
капиталистическом окружении. Страны Запада и Востока не последовали за
Россией.
В университетских кругах в Киеве, к которым теперь причислялся и я, в
1920 г. поняли это достаточно ясно: мировая, или по крайней мере европейская
революция не удалась.
Но и в самой России, на территории бывшей Российской империи, победа
коммунистической революции оказалась внешней.
Система коммунизма была окончательно утверждена на IX съезде партии
большевиков 29 марта - 4 апреля 1920 г., то есть уже после разгрома
Деникина, Колчака и Петлюры. Как известно, она сводилась к беспощадным
реквизициям продовольствия в деревне, к строгому распределению пайков по
категориям населения в городах, к полной "социализации" производства и
труда, к запутанному и сложному распределению промтоваров, к полному
запрещению частной торговли. В политическом отношении система коммунизма
вылилась в монополию власти коммунистической партии и в установление
осадного положения в стране, в усилении власти и террора ЧК.
Все это казалось твердо установленным на долгие времена, крепким и
прочным. Киевские газеты "Коммунист", "Известия", "Висти" и др. усиленно
рекламировали в 1920 году незыблемость этой системы. И вдруг 28 февраля 1921
г., как гром, грянуло известие о восстании Балтийского флота в Кронштадте.
Кронштадтские матросы, которых везде и всюду в стране, в том числе и на
Украине, величали "красой и гордостью революции", внезапно взбунтовались и
потребовали "обновления революции", а именно: избрания советов тайным
голосованием, свободы слова и печати для всех революционных партий и
группировок, свободы профессиональных объединений, то есть независимости
профсоюзов от государства, освобождения арестованных революционеров, отмены
монополии официальной пропаганды.
Такова была политическая программа кронштадтцев. Экономическая
программа была не менее выразительна: прекращение реквизиций в деревне,
свобода заниматься ремеслом, ликвидация заготовительных отрядов, которые
конфисковывали у "мешочников" продукты, вывозимые ими из деревни, то есть
свободы торговли.
Кронштадтское восстание, как говорили приезжие из Петрограда, было
поддержано голодными забастовками рабочих в Петрограде и в других городах.
Весна
и лето 1921 г. были ознаменованы многочисленными крестьянскими
восстаниями: как выяснилось позже, свыше 50 восстаний в одной европейской
России. Самое крупное из них вспыхнуло под Тамбовом под руководством эсера
Антонова.
В первые дни марта, с началом военных операций против кронштадтских
мятежников, мы узнали о созыве Х съезда коммунистической партии, который
состоялся 8-16 марта 1921 г. Съезд утвердил предложения Ленина о "Новой
экономической политике" - НЭПе: отмена реквизиций в деревне и замена их
продналогом с крестьянских хозяйств, свобода торговли и занятий промыслами.
Экономические требования кронштадтцев были удовлетворены. НЭП был
частичным возвращением к капитализму в том ограниченном, урезанном виде, в
каком его хотели сохранить в 1917 году меньшевики и эсеры.
Кронштадтское восстание было подавлено Тухачевским 17-18 марта в день
памяти Парижской Коммуны 1871 г. НЭП позволил успокоить голодных рабочих и
восставших крестьян. В тот же день, 18 марта 1921 г., был подавлен
коммунистический путч в Берлине. Поражение берлинского путча означало провал
тактики наступления революции, проводимой Коминтерном. Германские рабочие
были против коммунистической революции "по русскому образцу".
Но ни одно из политических требований кронштадтцев не было
удовлетворено. Кронштадтский мятеж и сложившаяся в коммунистической партии
группировка "рабочей оппозиции" (во главе со Шляпниковым, Мясниковым и
Александрой Коллонтай) лишь напомнили стране о тех революционных лозунгах и
обещаниях Ленина, которые провозглашались, когда большевики во главе с
Лениным поднимали на октябрьский переворот и рабочий класс, и крестьянские
массы, и армию, и революционную интеллигенцию.
Х съезд партии был крупнейшим переломом в развитии коммунистической
революции в России. Он осу-
дал политические требования "рабочей оппозиции", совпадавшие с
политической программой кронштадтцев, и признал программу "рабочей
оппозиции" анархо-синдикалистским уклоном", поддержка которой несовместима с
пребыванием в партии. Это был важный шаг в борьбе с "инакомыслием" не только
вне большевистской партии, но и внутри ее. Х съезд похоронил многообещающие
лозунги большевиков 1917 года о свободе слова и печати и вместе с ними и
советскую пролетарскую демократию. Он положил начало диктатуре партии над
пролетариатом, диктатуре "генеральной линии" партии над свободой мысли и
критики со стороны отдельных членов партии. Опорой этой диктатуры стала
Красная армия и ЧК.
Резолюции Х съезда партии по политическим вопросам были началом
перехода к тому режиму, который впоследствии, получил название
тоталитаризма, т.е. полное господство "партии-государства" над
производственной, политической, идеологической и интеллектуальной жизнью
страны.
В кругах киевской интеллигенции, в особенности среди историков
Киевского Университета, НЭП и резолюции Х съезда партии были оценены как
Термидор коммунистической революции, предпринятый большевиками, схожий с
Термидором французской буржуазной революции XVIII века, с подавлением
левеллеров и диггеров и установлением протектората (диктатуры) Кромвеля в
английской буржуазной революции XYII в.
В Киевском Университете изучение истории французской буржуазной
революции XVIII в. стояло на очень высоком уровне. Там десятки лет читали
курсы на эту тему профессора Н.М. Петров, В.ИЛучицкий, ПД-Ардашев. В.И.
Лучицкий вместе с петербургскими историками конца XIX- начала XX века
Н.И.Кареевым и М.М.Ковалевским был одним из основателей "русской школы"
историков французской революции. Эта "русская школа" открыла французским
историкам, изучавшим французскую революцию XVIII в., и английским историкам,
изучавшим английскую революцию XVII в., что эти революции против феодального
строя в Европе были, в основном, крестьянскими революциями, руководимыми
буржуазией.
Поэтому, что такое Термидор и протекторат Кромвеля, историки в Киеве
знали и понимали очень хорошо. И кронштадтский мятеж, и резолюция Х съезда
партии в кругах киевских историков, учившихся у В.И. Лучицкого и П.Н.
Ардашева, были оценены прежде всего как большевистский Термидор, вызванный в
такой аграрной стране как Россия начала XX в. крестьянством, поддержанным
рабочим классом.
Сам Ленин, как рассказывали мне в 1923 г. в Петрограде работники
Коминтерна, считал НЭП и решения Х съезда партии советским Термидором. "Да,
это Термидор, - говорил он в 1921 г. в частном разговоре французским
делегатам III конгресса Коминтерна, сравнившим НЭП и резолюции Х съезда
партии с Термидором, - но мы не можем позволить себе пойти на гильотину. Мы
совершили Термидор сами".
Конечно, о советском Термидоре приходилось в 1921 г. - и тем более
позже - помалкивать. Сам Ленин сделал это признание в очень узком кругу
иностранных коммунистов. В начале 30-х гг. профессор новой истории
Ленинградского Университета Я.М. Захер, с которым я был знаком (кстати
сказать, ученик одного из основателей "русской школы" французской революции
XVIII в. профессора Н.И. Кареева), был отправлен в концлагерь, так как
некоторые студенты, которым он читал курс лекций о группировке "бешеных" во
французской революции XVIII в. (см. Я. М. Захер. Бешеные. Ленинград, 1930),
"репрессированных" Робеспьером, усмотрели в его лекциях какие-то
сопоставления в советским Термидором 1921 г. Вернулся Я.М. Захер из ссылки
лишь после смерти Сталина и умер в шестидесятых годах.
Оценка Ленина, изложенная выше, не дала мне ничего нового. Киевские
историки пришли к ней совершенно самостоятельно, независимо от Ленина.
После кронштадтского восстания винт насилия был закручен еще больше.
Советское правительство завершило разгром всех социалистических
революционных партий - анархистов, эсеров, меньшевиков. За немногими
исключениями члены этих партий, не вступившие в партию большевиков, окончили
свою жизнь в ссылке в отдаленных районах страны, в тюрьмах и концлагерях.
Первым из них был "Северный лагерь особого назначения" (СЛОН), созданный в
1921-1922 г. на Соловецких островах в Белом море, специально для
политических заключенных. Началось преследование всех "оппозиционных",
вернее "инакомыслящих" в самой партии большевиков - "рабочей оппозиции",
группы "демократического централизма" и других - по мере их возникновения.
Нетерпимость к чужому мнению и к мыслям других, убеждение в
безошибочности и непогрешимости своих коллективных решений и действий
привели, как известно, уже в середине 20-х годов к кризису партии и к
установлению в 30-х годах при Сталине тоталитарного режима.
После кронштадтского восстания, объявленного "заговором мировой
реакции" в сотрудничестве с меньшевиками и эсерами, ЧК ликвидировала
"заговор Таганцева" (профессора Петроградского Университета); тогда был
расстрелян один из крупнейших русских поэтов Н.С. Гумилев, были добиты
анархисты, меньшевики, эсеры (процесс эсеров в 1922 г. в Москве) и пр.
Все эти события затронули Украину лишь косвенно. Читая газеты, слушая
друзей и родственников, приезжавших из Москвы и Петрограда, киевляне ахали и
поражались. На Украине самой большой и острой опасностью в 1920-1921 и даже
в 1922 гг. был "бандитизм", точнее борьба украинского крестьянства с
советской властью. Шайки "белых" (остатки деникинцев), "черных" (отрядов
Махно) , "красных" ("несознательных красноармейцев"), "зеленых" (отряды
крестьян и дезертиров из всех армий без определенной политической
ориентации, кроме антисоветской),
"жовтоблакитных" (желтоголубых - петлюровцев) бродили по Украине,
вырезая и грабя "коммунистов" и "жидов". Деревня давала бандам убежища и
пополняла их ряды в случае больших потерь.
В Киеве и в больших украинских городах жизнь в 1921 году стала
спокойнее. Днем можно было ходить по улицам, не опасаясь нападений, ночью,
однако, угрожал грабеж. Но в маленьких городах и местечках обывателям, в
особенности советским служащим и евреям, при налете очередной банды не было
никакой защиты. Передвижение по сельским районам было возможно лишь "с
оказией", то есть в обозе отряда красноармейцев. В деревне жить было опасно.
Днем и ночью могли подстрелить из "обреза" из-за угла, ночью выстрелить в
окно или поджечь хату.
Помещиков в деревне уже не было. Они либо бежали, либо "вывелись".
Стреляли и убивали главным образом сельских коммунистов, советских служащих
и евреев. Украинская деревня вела озверелую борьбу против продразверстки и
реквизиций, вспарывая животы сельским властям и агентам "Заготзерна" и
"Заготскота", набивая эти животы зерном, вырезывая красноармейские звезды на
лбу и на груди, забивая гвозди в глаза, распиная на крестах.
Борьба украинских крестьян с советской властью была настолько упорной и
ожесточенной, что в 1921 году председатель Совета Народных Комиссаров
Украины Христиан Раковский (впоследствии советский дипломат, троцкист,
"исчезнувший" в 1936-37 г.) издал зверский "декрет о заложниках" (я правил
корректуру этого декрета в киевской газете "Коммунист", которая печаталась в
типографии Кульженко, Караваевская, 5): в случае крушения железнодорожного
поезда, убийств или нападения на советских работников в селе, грабежа
государственных складов зерна и тд. заложники, взятые из окрестных деревень,
подлежали расстрелу в пропорции 2:1, то есть за каждого убитого сельского
коммуниста или советского работника расстреливали 2 заложников, не имевших
никакого отношения к убийству.
С введением НЭПа после отмены продразверстки и реквизиций, в украинской
деревне стало спокойнее, хотя набеги отдельных петлюровских отрядов из
Польши и Румынии продолжались и в 1921, и в 1922 годах. Но к середине 1923
г. украинская деревня была уже более или менее "пацифицирована".
Меж тем, среди украинских коммунистов царило смятение: только вчера им
из Москвы предписывалось доказывать необходимость "военного коммунизма"
(эпитет "военный" вошел в оборот лишь в 1921г., после Х съезда партии),
реквизиции и карточной системы, и вдруг сегодня нужно разъяснять и
доказывать необходимость свободы торговли и занятия ремеслом, отмены
карточек и т.д. Но из большевистской партии на Украине вернули в 1921 г.
партийный билет и ушли из партии немногие, хотя разброд в умах был великий.
Горожане - интеллигенция с большим, рабочие с меньшим злорадством -
напевали объявленную вскоре контрревол
...Закладка в соц.сетях
