Жанр: Фантастика
Возмездие
...меневшая кровь. Азенаты убили своего бога.
Здесь хранили память о нем. А в недрах монастыря, вечно омываемое кровью, билось его
сердце, Святое Сердце Скорбящей Матери - высшая реликвия азенатов.
Я видела, как Наджа в одиночестве идет по сырому лабиринту подземных
коридоров. Она шла среди луж по узким проходам, под обросшими мхом каменными
сводами. В редких полосках солнечного света танцевала пыль. Поравнявшись со мной,
она протянула мне руку. Я положила в нее ключ, она сомкнула пальцы. Слова были
излишни. Я даже не обернулась, что посмотреть, как она удаляется. Я знала.
Дверь отворилась и снова закрылась. Келья. Сестра Наджа опустилась на маленькую
каменную скамеечку и стала ждать. Рядом с ней лежал кожаный хлыст.
Снова зазвонили колокола, и на верхних этажах молча собрались монахини. Настал
час молитвы. Но сестры Наджи сегодня утром не будет вместе с другими.
Мы долго ждали так в молчании. Я на своем стуле, она в своей келье. Наконец в
конце коридора появилась еще одна фигура.
Эта была Тирцея, служанка.
Она никогда не опаздывала.
Она быстро приблизилась, прошла мимо меня, даже не удостоив меня взглядом.
Лицо ее покрывали глубокие морщины, в глазах была невыразимая печаль. Она в
молчании подошла к келье и замерла.
Сестра Наджа молча сняла свое серое платье. Вместо груди у нее был ужасающий
розовый шрам - воспоминание о прошлом, полном страха и угроз, от которого она
хотела отречься. Череп ее был гол.
- Я убила твоего сына, - сказала она.
Она взяла хлыст и начала наносить себе удары по голой спине. В полутьме не было
слышно ничего, кроме щелканья хлыста. Она била себя и говорила.
- Я убила твоего сына, - повторяла она. - Чтобы отомстить. Я убила твоего сына,
и теперь я не смогу тебе его отдать. Единственный смотрит на меня безжалостным
взглядом. Да принесет тебе облегчение моя мука.
Мне не нужна твоя мука, принцесса.
Сколько она могла сказать ей в ответ!
Наджа медленно подняла глаза.
- Я уже не та, что прежде.
"Для меня, - молча ответила та, - ты по-прежнему императрица. Ты та, что убила
моего сына".
- Да принесет тебе облегчение моя мука. Я отдаю тебе все, что могу отдать. Я
ничто. Я не заслуживаю жалости. Моя жизнь в твоих руках.
Старая служанка почувствовала, как против ее воли к ее глазам подступают слезы.
Зачем она приходит сюда? Зачем приходила все эти годы? В память о своем погибшем
ребенке? Чтобы увидеть эту женщину, тень этой женщины, чтобы увидеть как та, что
была императрицей, беспрестанно бичует себя и шепчет одни и те же слова раскаяния?
Зачем ей все это? Ведь она никогда не забудет.
Эта произошло двадцать лет назад.
Императрица сочеталась браком с его величеством Полонием.
Император отбыл на войну, на несколько месяцев оставив жену одну. Потом была
беременность. Когда вернулся его величество, родился ребенок. Императрица Аларис
вызвала Тирцею в свою комнату. Одну из своих самых верных служанок.
Да, ваше величество?
"Мне сказали, что у тебя родился ребенок, Тирцея. Это правда?"
Да, ваше величество, два дня назад. Как и ребенок вашего величества.
"Да. Так мне и сказали, Тирцея. Теперь слушай. Сейчас же принеси мне этого
ребенка, ясно? Сию же минуту. Принеси мне его. Я хочу на него посмотреть".
Желание вашего величества - закон.
Желание вашего величества.
Тирцея принесла госпоже своего ребенка.
Больше она его не видела.
Страшный замысел: ее сына выдали за ребенка императрицы. А потом убили. Так,
чтобы все поверили в скоропостижную смерть. Делая вид, что скорбит по сыну, Аларис на
несколько недель заперлась в комнате - предварительно отдав своего собственного сына
на попечение служанки.
Тирцея прекрасно помнила эти несколько дней, самые странные в ее жизни. Она
наедине с незаконнорожденным сыном императрицы и страшные глаза ее мужа. Ее
императорское величество осыпала их золотом. Но сломала им жизнь. Через месяц она
вызвала супруга к себе в комнату и сообщила ему о своем решении: усыновить чужого
ребенка. Например, ребенка служанки. "Какой служанки?" - спросил его величество.
"Тирцеи, - ответила Аларис. - Ее муж ишвен (еще одна ложь)".
Полоний Четвертый чуть не лопнул от смеха. Усыновить нечистого ребенка,
полуварвара? Да это же просто абсурд. Но ведь уже несколько месяцев молодая
императрица упрямо отказывала ему в утолении плотского желания. И он знал, что если
он не убьет ее и не возьмет в жены другую, у него не будет наследника. Он мог бы это
сделать, но не сделал. Уже тогда поговаривали, что Император утратил мужскую силу.
Рассказывали о его чудовищных приступах гнева. "Он говорит, что хочет изуродовать
меня, - шептала Аларис. - Он хочет отрезать мне одну грудь".
- Тирцея!
Служанка покачала головой, глядя, как сестра Наджа поднимается со своей
скамейки.
Та, что когда-то была императрицей, подошла к решетчатой двери и показала ей
свою спину, всю в кровавых ранах. Что она могла сделать? Иногда она представляла, как
просунет руки между прутьями решетки, сомкнет пальцы на шее этой женщины и будет
давить до тех пор, пока у той не подкосятся ноги, а изо рта не вывалится синий язык. Но
она знала, что неспособна на это. Взгляд убийцы горел каким-то странным огнем -
смесью любви и отчаяния.
- Тирцея. Мы ведь, наверное, видимся в последний раз?
Старая служанка опустила веки в знак согласия. У нее слегка кружилась голова. От
этого мрака. От этой тишины.
- Сентаи уже близко, мы это знаем. Нам не нужно выходить за пределы монастыря,
для того чтобы понять это. С нами говорит Голос. Голос Единственного. Тсс. Разве ты не
слышишь?
Тирцея покачала головой. Она избегала говорить в присутствии императрицы. Она
молчала уже около двадцати лет.
- Послушай, - продолжала худая, бритая наголо монахиня - очень худая и очень
уродливая. - Послушай, я хочу поверить тебе тайну. Подойди ко мне. Ближе.
Старая служанка сделала шаг к двери, но в этот момент почувствовала, как руки
принцессы хватают ее руки. Она хотела выдернуть их. Она уже собиралась сделать это.
Но не сделала.
Сестра Наджа начала говорить.
Оставалось только слушать.
- Довольно! - крикнул Полоний, из всех сил стараясь, чтобы его голос не дрожал.
На лице сенатора Эпидона промелькнула улыбка.
Несмотря на преклонный возраст казалось, что старик в лучшей форме, чем его
величество. У него не дрожали руки и не было этого похожего на посмертную маску
воскового лица, какое бывает у тяжелобольных.
Снова воцарилось молчание.
Закатные лучи окрашивали стены города в желто-оранжевые цвета.
Опершись совершенно высохшим подбородком на скрещенные пальцы, почтенный
сенатор довольно мрачно обрисовал положение дел на фронтах. Несмотря на все усилия,
Полонию так и не удалось предотвратить падение Эзарета. Руины некогда славного
южного города оказались в руках сентаев. И лишь Единственному известно, что они с
ними сотворят.
На лбу Императора выступила испарина. Теперь на пути врага оставался лишь один,
последний бастион азенатов - Дат-Лахан. Десяти векам цивилизации, десяти векам
процветания мог в один миг прийти конец. Войска Империи были разбиты. Как только эта
новость дошла до Дат-Лахана, сотни жителей обратились в бегство. Новый исход -
только на этот раз на пути беженцев была непреодолимая преграда в виде Вечных гор.
Полоний велел преследовать беглецов и силой вернуть их в Дат-Лахан -
бесполезная мера, которая только увеличила смятение жителей города. Что же теперь
будет? Поговаривали, что сентаи уже в нескольких днях пути от города и что им не
терпится покончить с ним. На площадях города пророки с искаженными от ужаса лицами
выкрикивали свои предсказания, а люди затыкали себе уши. Враг наступал, спастись от
него было негде. Конец был близок.
- Восемьдесят тысяч человек, - сказал генерал Леонид, теребя остатки седой
бороды. - Это все, что у нас есть, вместе с резервистами.
- Мне нужно сто тысяч солдат, - возразил Император.
Кто-то ударил кулаком по столу, и это был не Император. Все взгляды устремились
туда. Человек, только что так бурно выразивший свое негодование, внушал почти
болезненный страх не только всем генералам, но и Полонию. Никто из азенатов не мог
сравниться с ним во владении оружием. На его совершенно мертвом лице не было ничего
живого, кроме двух злых черных шариков. Все знали, что с ним произошло что-то
ужасное: двадцать пять лет назад он вернулся из царства мертвых. Монахини Скорбящей
Матери вырвали его из объятий вечной ночи, впрыснув ему древнее таинственное
снадобье. Тело его продолжало гнить. Но сердце вновь забилось. Он стал не-мертвым. И
теперь поговаривали даже, что он метит на место Императора.
- Да, генерал?
Император поднял бровь.
- Генерал Хассн устал, - вздохнул Адамант, сенатор с тонкими чертами лицами,
сидевший рядом с ним. - Устал от вашей трусости и ваших уловок. Он считает, что мы
должны отправиться навстречу сентаям и разбить их на Высоких Равнинах.
Некоторые из присутствующих кивнули. Адаманта в сенате и в окружении
Императора боялись и уважали. Все знали, как честолюбив этот немолодой уже человек.
Кроме того (и это было главным), он был верным союзником Раджака Хассна, хоть никто
и не знал, какие именно отношения их связывают.
- Глупости, - возразил юный принц с матовой кожей, сидевший справа от
Императора. - Мы же знаем, к чему привели подобные маневры в прошлом.
- Боюсь, что не понимаю вашего намека, - вздохнул сенатор. - До сих пор в боях
на открытой местности участвовало не более нескольких тысяч человек. Сейчас же речь
идет об очень масштабной операции.
- Не более нескольких тысяч? - подхватил генерал Аракс, поглаживая лысый
череп. - Калахар защищали тридцать тысяч человек. А Коринф - еще на десять тысяч
больше. Вы называете это "не более нескольких тысяч"? Ну и ну!
- Глупости, - машинально повторил старый советник Алкиад.
- Принц прав, - подхватил сенатор Эпидон. - Дат-Лахан окружен двойной
крепостной стеной. Здесь, внутри, может быть, у нас еще есть какой-то шанс. Но на
Высоких Равнинах враг просто безжалостно перебьет наши войска. Как защитников
Петрана.
Раджак Хассн обвел собравшихся презрительным взглядом. Его рот приоткрылся, но
он не произнес ни слова. Он повернулся к своему помощнику и что-то прохрипел.
Адамант прищурился и кивнул в знак согласия.
- Генерал Раджак Хассн напоминает вам, что отныне императорская гвардия
находится под его командованием. Он заявляет, что, если нужно, отправится навстречу
сентаям с десятью тысячами воинов. Он спрашивает, желает ли кто-нибудь из сидящих за
этим столом ему помешать.
Старик Алкиад горько рассмеялся. Они с Раджаком Хассном ненавидели друг друга.
Но советник был теперь слишком слаб и измучен, чтобы вступать с врагом в конфликт.
Однако в этот момент принц Орион встретился взглядом с Алкиадом и вскочил на ноги.
- Я, - сказал он. - Я хочу выступить против этой абсурдной затеи.
Император изумленно воззрился на сына и мягко потянул его за рукав туники,
призывая сесть. Орион с раздражением высвободился. В его взгляде читалась отчаянная
решимость. Он был единственным наследником, с его-то словами станут считаться.
- Мы что, все посходили с ума? Генерал Хассн, я испытываю к вам глубочайшее
уважение. Ваша храбрость делает вам честь, и с тех пор, как погиб Калидан, вы, наверное,
самый доблестный воин во всей Империи. Но мы знаем, что императорская гвардия не
должна покидать Дат-Лахан. Умоляю вас, генерал: вы не должны становиться нашим
новым мучеником. Нам нужно объединить все наши силы. Пусть враг сам придет к нам.
- Тем более, что мы кое о чем забыли, - добавил генерал Леонид.
Сидящие за столом притихли.
Леонид откашлялся. Полоний знаком велел ему продолжать.
- О варварах, - сказал он просто.
- О варварах? - повторил Император. - И что же?
- О человеке, которого называют Лайшам.
- Да, да, - сказал Полоний, отмахиваясь рукой от неприятного воспоминания.
- Его армию видели в нескольких днях пути отсюда.
- Может быть. И что с того?
- Мы заслали в их ряды шпиона, - продолжал старик. - Один из его генералов
работает на нас.
- Мне это известно, - ответил Император. - К чему вы клоните?
- В их армии более тридцати тысяч человек, ваше величество. Это немало.
- Вы хотите предложить нам... - начал Аракс.
- Заключить с ними союз. Обычный союз, - закончил Леонид. - Лайшам одержал
несколько побед над сентаями. Не спорю, мелких побед, но кто за этим столом может
похвастаться тем же? Его люди отлично знают местность. Пусть они воюют вместе с
нами. Атака ослабит их, но с лишними тридцатью тысячами человек мы победим.
Сделаем так, чтобы первый удар они приняли на себя. Эти варвары невероятно
тщеславны.
- Как и вы, - парировал Аракс. - С чего вы взяли, что они согласятся?
Леонид улыбнулся.
- Не они согласятся. А мы.
- Не понимаю, - сказал Император.
- Они собираются предложить нам сделку, ваше величество. Так нам сказал наш
шпион.
- Наш шпион? - спросил кто-то из сенаторов.
- Тот, кого они называют Амоном Темным. Вождь гуонов.
- Достаточно ли он надежен?
- Надежнее не бывает. Мы купили его.
- Интересно, как это можно купить гуона, - спросил кто-то.
- На самом деле, все очень просто, - фыркнул генерал. - Мы похитили его дочь.
Малютка томится в наших застенках. Стоит Амону сделать шаг в сторону, и девчонке
конец.
- Великолепно! - вскричал Император.
Принц Орион хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Предательства,
подкуп, жестокие казни. Человек, называющий себя его отцом - желчный старик, весь
почерневший от злости. И все же он любил его. Пытался любить. Это было нелегко.
Конечно, у него была мать, настоящая мать, ласковая монахиня с печальным лицом.
Только слишком уж редко он ее видел. Ведь на самом деле он и вовсе не должен был ее
видеть.
Сборище идиотов. "Однажды ты взойдешь на трон, Орион. Если согласишься быть
мне сыном".
Значит, нужно притворяться.
Юноша закрыл глаза. Генералы продолжали говорить. Постепенно их разговор
превратился в еле слышное жужжание. Принц думал о своей матери. Он помнил лишь
отдельные эпизоды из своего одинокого детства, лишь несколько одних и тех же лиц. Его
крестный отец Аракс. Его наставник старик Алкиад - тот, кто открыл ему правду.
Тайные посещения монастыря. Перешептывание в темноте. Бритый череп его матери.
- А вы, ваше высочество?
Принц Орион вздрогнул. У него спрашивали его мнение. Нужно ли заключить союз
с варварами? Он не знал. Он видел лицо своей матери. Оно было у него перед глазами. И
ее запах: от нее пахло пылью. Какой, наверное, она когда-то была красивой! Какие
благородные черты! Советник Алкиад стоял и грозил Раджаку Хассну кулаком. Неужели
они это серьезно? Ему снова задали какой-то вопрос.
- Мне кажется, что да, - наугад ответил юноша.
Варвары: сыновья земли. Они всегда жили в ущельях и долинах. Отцы их отцов
любовались этими звездами. Потом пришли азенаты. Они прогнали их, рассеяли по миру,
поработили. Теперь дети каньонов вернулись. Они жаждали возмездия. Но над их
землями нависла новая угроза. Куда страшнее прежней.
Теперь их были тысячи.
На склонах каньонов, между кустами, теснились варварские поселения. Семетские
юрты соседствовали с шатрами ишвенов. Гуоны выстроили себе хижины из хвороста.
Несколько сотен найанов расположились прямо на земле. Повсюду были видны люди,
которые веселились, играли, шумели. Завтра, через десять, максимум через двадцать дней
придется вновь идти в бой. Многие из этих людей погибнут. Тела тех, кто сейчас радуется
жизни, будут валяться в пыли. Веселые лица будут гнить под солнцем, и ястребы будут
терзать их своими острыми клювами. Но сегодня вечером - сегодня вечером жизнь
прекрасна.
Тут и там у скал стояли маленькие разнородные группы людей. Воины рассказывали
друг другу о своих ратных подвигах. Говорили о чудесных походах, о мифических
городах, затерянных среди песков. Вспоминали древние сказания и жадно вглядывались
во тьму. Духи ушедших, еле видимые, витали над кострами. Воспоминания. Утраченные
возлюбленные. Погибшие семьи. Что ждало этих людей? У них не было будущего. Лишь
настоящее, которое неумолимо надвигалось на них. До слуха варваров уже доносилось
бряцание оружия. Уже скоро, шептали голоса мертвых. Скоро.
Чуть поодаль, в большом полотняном шатре на холме, в широком обитом кожей
кресле сидел Лайшам. Он положил руки на подлокотники и снял повязку, позволяя
генералам любоваться плохо зарубцевавшейся раной. Вождь варваров рассказывал свою
историю. Наэвен, вождь ишвенов, сидел на земле, поджав ноги. Семет Шай-Най стоял в
углу шатра рядом с Ирхамом. Окоон, натянув на лоб повязку с пустой глазницы, встал во
входном проеме. Только Амон Темный остался снаружи. Он долго смотрел на
освещенные луной облака, потом медленно перевел взгляд на лагерь, на тысячи огней под
соседними скалами. Вождь гуонов думал о своей дочери; слова Лайшама долетали до него
будто очень издалека и смешивались с его собственными мыслями. Один во тьме, он
глядел на бескрайнюю долину и расположившееся у его ног войско.
От города остались одни руины, которые с невероятной быстротой заросли травой.
Через три года после гибели Калидана это место стало похоже на лес. Огромные
каменные арки, приобретшие со временем загадочный коричневатый оттенок, и повсюду
сладковатый запах тлена.
Лайшам подошел к городу по главной дороге. Вокруг него со всех сторон
возвышались развалины обрушившихся дворцов. Он не бывал в Эриксе во времена его
расцвета, но ему достаточно было закрыть глаза, чтобы представить, как все было: храмы
с колоннами, мосты с двойными пролетами - настоящие жемчужины - что осталось от
них теперь? Он думал о поверженных гигантах. А еще - о том, каковы были последние
мгновения этого города.
За восемь веков своей истории Эрикс Гордый не знал поражения. Его всегда
защищали лучшие генералы. Казалось, какое-то мощное заклятие отводит от города
опасность и злых людей. И вдруг в один миг, по чьему-то злому умыслу, чары рассеялись.
На третий день Лайшам, нашедший пристанище среди развалин древнего павильона,
проснулся от странного шума. По дороге кто-то шел. Какой-то старик. Азенат. Он шел,
пригнувшись и поминутно оглядываясь, будто за ним следили. Время от времени он
нагибался и что-то ковырял на земле. Он явно искал, чего бы поесть. В течение
нескольких минут Лайшам наблюдал за ним. Потом, решив, что тот не опасен, он вышел
из своего убежища.
От неожиданности старик подскочил.
Он упал на колени и стал что-то бормотать. Лайшам осторожно подошел к нему,
объясняя, что не причинит ему зла. Азенат пал ниц и стал умолять о пощаде. Лайшам
поднял его. Старик дрожал всем телом. Все в нем выдавало смертельный страх. "Демоны,
- говорил он, указывая на скрытые в дымке спящие холмы. - Демоны".
Лайшам осторожно отвел старика в свое убежище и уверил его, что здесь он будет в
безопасности. Тот, казалось, так и не поверил в это, но все же немного успокоился.
Мужчины разговорились, и азенат рассказал свою историю. Его звали Навкрат. Сколько
ему лет? Он не знает. Кажется, сентаи ушли только вчера.
Навкрат всю жизнь прожил в Эриксе.
Когда азенатские разведчики вернулись в город и сказали, что к нему приближается
враг, он заплакал. Губернатор Калидан собрал военный совет. К всеобщему недоумению,
он пригласил на него несколько монахинь Скорбящей Матери. В Эриксе находился
второй по величине монастырь в Империи. Его монахинь обвиняли в ереси.
Покинув зал совета, Калидан на три дня и три ночи заперся в самой высокой башне
своего дворца. Утром четвертого дня он приказал жителям города собраться на главной
дороге. За это время по городу, как вышедшие из берегов речки, растеклись самые
невероятные слухи. Монахини захватили власть. Калидан собирался бежать из города.
Сентаи уже были в городе.
Однако утром четвертого дня жители города все же собрались на главной улице. За
всю историю города столько людей никогда не собирались вместе, и никто не знал, что
все это значит. Когда на пороге дворца появился Калидан со своим легендарным мечом,
весь Эрикс замер. Лицо губернатора казалось восковым. К нему подошли несколько
монахинь.
Все думали, что Калидан разразится длинной речью, станет взывать к мужеству
своих подданных, раздавать приказы и призывать взяться за оружие всех, кто еще
способен его держать.
Но речь его была короткой.
"У сентаев нет самок, - сказал он.
Это чудовища.
Они истязают ради удовольствия.
Когда им надоедает мучить своих жертв, они вспарывают им живот.
Они роняют на их внутренности несколько капель слюны, а потом зашивают им
животы.
Через несколько месяцев у их жертв рождается сентайский ребенок. А живот их
взрывается".
Над рядами остолбеневших слушателей поднялся ветер.
Люди смотрели по сторонам, не произнося ни слова. Женщины стали рыдать, дети
кричать. Мужчины не шевелились. К небу стали подниматься вихри пыли. По рядам
собравшихся прокатился лихорадочный гул.
"Мне очень жаль", - прибавил Калидан.
И тут началось безумие.
В мгновение ока на город обрушилась буря.
Мужчины, женщины, дети, - все упали на колени.
Магия дочерей Скорбящей Матери, нечестивая, запрещенная магия, волной
нахлынула на Эрикс и его жителей. Большинство людей потеряли сознание в первые же
секунды. Остальные почувствовали, как изо всех пор у них вырывается обжигающий дым.
Они с ужасом видели, как, обретя форму, этот дым возвращается к ним, чтобы завладеть
их телами. И тогда разум покинул их, и они обернулись к своим врагам с жестокими
улыбками. Они больше не были азенатами.
Они были сентаями.
Рассказ Лайшама был окончен. Все смотрели на него, разинув рты. Наэвен провел
рукой по своим длинным черным волосам. Амон Темный вошел в шатер и встал, скрестив
руки. Он ничего не пропустил из рассказа Лайшама.
- Сентаи? - с улыбкой повторил Шай-Най. - Как это?
- Древние легенды, - прошептал Ирхам. - Азенаты привели сентаев с собой. Это
расплата за то, что они убили своего бога.
- Я слышал об этом, - сказал Шай-Най. - Но я думал...
- Легенды не врут, - ответил Лайшам. - Навкрат не сошел с ума. Он просто был
в ужасе и смятении. Но разум не покинул его.
- Ты хочешь сказать, - фыркнул Ирхам, - что внутри у азенатов живут сентаи?
Так?
- В каком-то смысле. Сентаи - это проклятые души азенатов. В священных
текстах говорится о восставших из бездн демонах. А ведь именно это слово употребил
Навкрат - демоны.
- И что же?
- Мы поговорили еще о многом. Знания азенатов сосредоточены в руках монахинь
Скорбящей Матери. В их "Смертоносном евангелии" говорится, что азенаты покинули
свой мир более девятисот лет назад из-за странного проклятия. Никто точно не знает, в
чем там было дело. Но все азенаты знают: бездны, о которых говорится в "Евангелии", -
их бездны. Бездны у них внутри. В них живут сентаи. Они - та их часть, которую
прокляли. И в любой момент они могут вырваться наружу.
- Ты хочешь сказать...
- Азенаты пришли на наши земли, потому что спасались бегством. Они убили
своего бога и думали, что время сотрет их преступление. Но они ошиблись. Сентаи, как
проклятие, следовали за ними по пятам. Нельзя скрыться от себя самого.
Амон Темный медленно кивнул.
- Да, это новость, - заявил Ирхам.
- И это еще не все, - ответил Лайшам.
- Постой, - вмешался Наэвен. - Кое-что в твоем рассказе от меня ускользает.
- Что именно?
- Если сентаи - это проклятые души азенатов, почему сентаи не убьют их? И
тогда бы...
- Азенаты нужны сентаям, чтобы размножаться, - ответил Лайшам. - Они
рожают им детей. Оказавшись в этом мире, их дети уже более его не покидают.
- Кажется, я начинаю понимать, почему у них нет самок, - тихо сказал Амон.
- Их самки - это азенаты, - ответил вождь варваров. - Монахини просто
разбудили дремавших в них сентаев еще до прихода врагов.
- Что это значит?
- Это значит, что, если бы сентаи пришли раньше, они оплодотворили бы азенатов
своей слюной, как объяснял Калидан. И из их животов вышли бы новые чудовища. Они
бы росли на глазах. Вместо этого они воплотились в них. И вступили в бой с теми
сентаями.
- Любопытная теория, - скептически заметил Ирхам. - Но кто сказал, что она
верна? Мы столько лет знаем азенатов, что...
- Если ты ведешь с ними торговлю, это не значит, что ты их знаешь. Азенаты и
сами себя не знают. В глубине души они знают, откуда взялись сентаи. Но и сами себе не
решаются в этом признаться. Как ты думаешь, почему "Евангелие" хранится лишь в
монастырях Скорбящей Матери и никто его не читал? Как ты думаешь, почему простого
смертного объявляют "воплощением" Единственного? Потому что азенаты боятся,
Ирхам. Нет врага страшнее, чем тот, что у тебя внутри.
Все промолчали.
Вожди племен молча переглянулись. Амон Темный машинально нащупал рукоять
своего топора, как будто чтобы убедиться, что он рядом и не подведет в нужный момент.
Слова Лайшама все еще звучали у них в ушах.
- А теперь, - сказал верховный вождь, - я объясню вам, откуда я знаю, что это
правда.
На следующий день мужчины снова пустились в путь.
Навкрат спросил у Лайшама, что тот ищет в Эриксе, и тот ответил так, как отвечал
всегда, когда ему задавали этот вопрос: "Что ты ищешь? - Не знаю. Пойму, когда
найду".
Они осмотрели развалины города. Азенат держался позади и не переставая говорил.
Его рассказ был запутан и полон бесполезных деталей. Но то немногое, что Лайшаму
удалось понять, было ужасно. Вся его семья, все его друзья подверглись этому
превращению. Их плоть, их кости, их жесты сделались похожими на сентайские -
неотличимо похожими. Ну а монахини Скорбящей Матери медленно умирали где-то
поодаль. Заклинание, которое они произнесли, отняло у них все жизненные соки. Когда
Лайшам спросил у Навкрата, почему тот не покинул Эрикс, тот с болью посмотрел на
него.
В тот же вечер в город вошли захватчики.
И начался бой.
Это было ужасное, кровопролитное сражение. Часть азенатов - те, кто не подвергся
страшному превращению и не сошел с ума, - взялись за оружие. Но их число было
смехотворным. Главным же образом битва была такой, какой и хотели монахини. Брат
против брат
...Закладка в соц.сетях
